Ход конем

???????????????? ?? ????????? ?????????????????? ???????? ??????????. ???? ??? ??? ?? ??????????? 18, ?????????? ???????? ????.



Krk, вложившему в сюжет и стиль достаточно, чтобы зваться соавтором,
и &Ray, моей музе, чье любопытство стимулировало работать быстрее и не лениться



Данный текст не рекомендуется к прочтению как бездарная немотивированная псевдоэротическая пародия на Лукьяненко (Дневной Дозор)
Данный текст рекомендуется к прочтению как обыкновенная история любви в декорациях Лукьяненко (Ночной Дозор)
Данный текст является жалкой попыткой восстановить Равновесие, качнувшееся в сторону Тьмы в результате появления на свет «Лика Черной Пальмиры» В.Васильева (Цитрина)
Данный текст – слэш по Лукьяненко!!! (Читатель)

***

...Мне снился сон: комната поплыла перед глазами, резко стемнело, все вокруг замедлилось, за окном замерла в полете офигевшая ворона с раскрытым клювом. Я оглядывался по сторонам и ощущал, что я не один. Что сила, грозная древняя сила приближается ко мне. Я оглянулся...

Нет, начинать нужно не с этого.

Я вернулся домой со своего первого свидания и долго размешивал в чае сахар. Болтал ложкой в стакане, наблюдая за обезумевшим пакетиком, затянутым в водоворот. Чай пришлось вылить: по рассеянности всыпал туда четыре ложки сахара вместо двух...

Нет, не то.

Меня зовут Май. Это идиотское имя – самая главная проблема простого русского школьника. Это – и фамилия Беляев, какой-то мальчик-колокольчик, чистый ангелочек... Никто не верит, что кнопки на стул завучихе подклыдывал я.

Ну и хорошо.

Мне скоро семнадцать, но только в этот вечер я впервые поцеловал девчонку – по-настоящему, нежно и властно, полностью отдавая себе отчет в том, что она покорно прижалась ко мне бедром и что меня – меня! – это ничуть не взволновало.

И вот только теперь – сладкий как патока чай и пара бутербродов всухомятку, безвкусных как картон и оставивших мерзкий жирный налет на зубах. Я не пижон, нет, простой парень... Просто бывают дни, когда съезжает крыша. Я с остервенением драил зубы, а с губ падали хлопья пены – не то паста, не то впрямь безумие, - и не к месту подумалось, что смываю не остатки колбасы: поцелуй.

А потом мне приснился сон... Я лежал, раскинувшись, на кровати, голый, и хотел, хотел, хотел... Сам не зная чего, не понимая, но хотеть было хорошо. Здесь, в полумраке, хотеть было правильно. Над кроватью медленно колыхался мягкий синий мох, тянулся ко мне, будто к солнцу, и на миг показалось – все перевернуто, и кровать – это небо, а потолок – земля... Я испугался, где-то внутри – так дружки-раздолбаи описывали наркотический глюк, - но страх был как-то отдельно, он летел за окном вместе с застывшей вороной. Долго-долго, один растянутый миг.

Руки сами потянулись ласкать и гладить: свое горящее тело, одеяло, тонкий длинный вырост мха, доверчивым зверьком потянувшийся к ладони... и отдернувшийся вдруг, стремительно убежавший обратно в колонию, будто грозила опасность... не от меня, нет, я вовсе не был злым, я был – мальчик-колокольчик, почему-то слишком много думавший после своего первого свидания. В темноте, еще более густой, чем мрак вокруг, ко мне шел Кто-то. И мох судорожно отползал в угол, чувствуя Его силу.

Передо мной предстал монстр из глубины подсознания, из японских мультиков, из самых грязных и потому самых тайных эротических фантазий. Я смотрел на него и холодел, а мои руки все еще ласкали, по инерции забыв остановиться. Вытянутая морда, узкие щелки-глаза, в которых – ужас! - поблескивал спокойный разумный интерес; лапы с когтями, мощные ноги, чуть подергивающийся хвост... и огромный чешуйчатый фаллос. Я вскрикнул – и самому показалось: томно, слабо, недостойно парня.

Но лишь на миг. Я вдруг очнулся, и ворона за стеклом мгновенно сорвалась с места, продолжая свой полет; будто я плавал в киселе, а потом вдруг вырвался в чистую воду, тяжело дыша. По полу мелькнула тень, и я вздрогнул, но вокруг стало тихо: не мертвенно, как во сне, а тишиной дремлющего утреннего дома. Я брезгливо краем простыни стер с живота влажное, скользкое пятно, побрел в ванную.

Дурацкий сон, дурацкое утро, дурацкий дом, где холодная вода может полчаса согреваться до горячей. Дурацкая ворона за дурацким окном. В общем – все как обычно, только вот что-то изменилось... и кажется, это что-то – во мне.



***

В том, что произошло нечто необычное, сомнений быть не могло. Во-первых, в квартиру живой легенды – Городецкого – набилась едва ли не половина оперативников Ночного Дозора. Лица были не очень-то веселыми: многих, в их числе и Кирилла, выдернули на экстренный сбор с долгожданного отдыха. Во-вторых, на двуспальной кровати возлежал Гесер в тюбетейке, что уже само по себе наводило на некоторые мысли.

Шефа Кирилл уважал, любил и боялся. Перед Ольгой, мерившей шагами ковер у кровати, просто трепетал. Сидевший на подоконнике хозяин квартиры тоже не был рядовым Иным... Столько знаменитостей в одном месте! Кирилл поежился. Кажется, скоро запахнет порохом.

Гесер открыл глаза.

- Точно определить источник сегодняшнего энергетического выплеска так и не удалось...

Кирилл огляделся в поисках посадочного места, но кроме кровати, имелся только один вариант: сесть на колени к Игнату, что Игнат же недвусмысленно и предложил. То, что молоденький неопытный оперативник ему нравился, ни для кого секретом не было. Секс-символ Ночного Дозора ухаживал ненавязчиво; за это Кирилл, всю жизнь себя считавший гетеросексуалом, Игната уважал. И иногда позволял себе играть с огнем, как сейчас: просто было как-то приятно чувствовать чужое тепло.

- ... По мощности он примерно соответствовал воздействию первой степени, - продолжил Гесер, - вот только воздействия не было. Выплеск, ненаправленный и безрезультатный...

Чужие пальцы слегка коснулись плеча Кирилла: жест совершенно целомудренный, но в исполнении Игната несколько напрягавший. Кирилл вздохнул. Лучше бы вообще не знать о его бисексуальности. Тогда бы не искал подтекст в каждом слове, в каждом движении...

- ... Место мы определили с точностью в два квартала. Самое интересное – сразу после выплеска в том же районе был замечен Завулон...

Кирилл, задумавшись, выпустил из головы, что сидит на мужских коленях, и беспокойно заерзал. Игнат отреагировал немедленно: жарко зашептал на ухо какие-то пошлости.

-... Разбиваем район поисков на сектора и дежурим посменно. Если выплеск повторится, я хочу точно знать, что проиходит и где именно!

Выходной накрылся медным тазом.



***

По-настоящему страшно стало, когда это случилось во второй раз: днем. И я мог бы поклясться, что не спал, но все повторилось как во сне – вокруг сгустился сумрак, исчезли тени, в неестественном изгибе замерли занавески... По телу пробежала сладкая истома. Я опустился на пол: ноги не держали, рассудок утонул в теплом сладком киселе. Опять – будто что-то внутри билось и хотело вырваться, что-то сильнее меня, что-то чужое, но всегда во мне бывшее... Так долго, что пригрелось в груди, стало своим, нестрашным.

Тело стало жить собственной жизнью, мягкой ватой наглухо забивая доводы разума: тетка в соседней комнате, она же может войти, она увидит... Пальцы судорожно расстегнули джинсы, стянули до колен. В спину упирался острый угол кресла, но это было неважно сейчас. Все тело трепетало, горело... Я раскинул колени, широко-широко, как только мог, и ладони заскользили по внутренней стороне бедер. Я кусал губы, но от этого еще больше хотелось стонать. Джинсы кандалами болтались где-то на щиколотках. Господи, если она сейчас зайдет в комнату... я же не успею одеться...

...Все неважно. Как жарко, как... хочется. Ритмично двигается моя рука, но нужно еще, еще... Вихрь образов перед глазами. Мужчины и женщины, сплетенные тела, искаженные лица... Сотни, тысячи... кровь и огонь... Еще... Я дрожу, мне страшно, мне стыдно: я вспоминаю вчерашний сон – сон ли?! – и тело само зовет, зовет Его... Мой ночной кошмар, от которого хочется кричать, но – сладко, томно, и остервенело ласкать себя.

Как хорошо, что я перестал соображать, я даже не смог испугаться: я не хотел этого, но из густого мрака вышел вчерашний монстр, притянутый жаром моего тела. В его демонических глазах светилось удивление – я вызвал его, я сумел его призвать... но Господь свидетель, не смог бы остановить. Он смотрел на меня, раскинувшегося на полу перед ним, и ноздри его слегка трепетали. Стоило ему только захотеть – он разорвал бы меня пополам, и от сознания этого еще больше кружилась голова. Все это не сон, я отчаянно понимал – все по-настоящему, и этот зверь тоже – настоящий, и сумрак вокруг, и синий мох, и жаркое неистовое желание...

Я уже стонал в голос, не таясь. Бесстыдно раскинув колени, до крика боясь, что демон подойдет ближе... и в то же время – желая этого. Мой взгляд умолял – но я не знал, о чем; потом все стало неважным. Тело выгнулось в сладко-болезненной судороге, в глазах потемнело, и с последним криком меня вышвырнуло в привычный мир света, в... «реальность»? где ветер трепал занавески, а по коридору из кухни испуганно шаркала растоптанными тапочками суетливая тетя Викторина.

Я судорожно вцепился в джинсы, рванул, натянул... успею ли... догадается?..

- Май, ты что кричишь? – узрев меня на полу, тетка побледнела и схватилась за сердце. – Что случилось?!

- Упал, - ляпнул я.

Тетка отдышалась, оперлась на косяк. Прищурилась, как наша директриса:

- Упал?

- Упал. В глазах потемнело и свалился.

Тетя Вика скрестила руки на груди. У нее был взгляд типичного следователя – или пенсионерки на лавочке, относилась она скорее к последним.

- Уже все хорошо, вы не беспокойтесь...

Врал я внаглую, и она это прекрасно поняла. И, конечно, не поверила. Что же... Не впервой. Тетка развернулась, махнув панковски-лиловыми волосами (почему они закрашивают седину такими странными цветами?!)

- Когда уже у тебя девочка появится, онанист несчастный, - пробурчала под нос, скорее для себя, чем ради моего ответа.

Оставшись один, я привел себя в порядок и долго смотрел в окно. Как ни странно, я был бодрым и полным сил. Что происходит... Что-то изменилось. Это всегда было со мной, с рождения, просто дремало. А теперь... Теперь начало пробуждаться.

И девочки у меня не будет. Будет – мальчик... если когда-нибудь я осмелюсь на это.



***

Алита, явившись на ковер к начальству, о таком предложении шефа даже и не мечтала. Вернее, мечтала – в первые несколько недель, как начала работать его секретаршей. Потом поняла, что длиннющие ногти, ресницы, ноги и каблуки должного впечатления не произвели – и успокоилась. Иногда вздыхала: ну как же так, такой мужчина – и бесхозный... И тут – как снег на голову:

- Алита, что ты думаешь о служебном романе с начальником?

Вопрос риторическим явно не был: об этом красноречиво свидетельствовали горящие глаза Завулона. Что его так возбудило и куда он делся посреди совещания, скользнув в Сумрак, спрашивать было не время: ждать шеф явно не собирался. Он взял ведьмочку за подбородок, глянул в глаза; Алита с готовностью подалась навстречу.

- Надеюсь, меня не постигнет судьба моей предшественницы? – прошелестел ее голосок у самых губ Завулона.

- Если будешь хорошей девочкой – не постигнет, - заверил Завулон и властно-мягким движением притиснул Алиту к себе.

Шеф Дневного Дозора оказался любовником весьма темпераментным. Без затей, но Алита понимала – это только сейчас. Просто ему нужно снять напряжение, вызванное чем-то... кем-то... особенным.

Уже потом, лежа на кожаном диванчике (он на нем имел и Алису. Алисы больше нет. Алиса мертва, и он приложил к этому руку. Нет... Лучше не думать об этом), Завулон позволил себе вздохнуть спокойнее.

Чертов мальчишка... Это же какая силища в нем сидит, если он такие шутки вытворяет с Сумраком! Просто лакомый кусок... Но если он до самого полнолуния будет над Завулоном так измываться, шеф Дневного Дозора немножко сойдет с ума. Хватит уже того, что все совещание засматривался на молодых симпатичных магов.

А в полнолуние...

Завулон не по-доброму ухмыльнулся и глянул на остро отточенный осиновый кол, скромно спрятавшийся в бумагах на рабочем столе.



***

Я пришел домой и упал на кровать. Сердце колотилось. Так не бывает. Так просто не бывает, это только в книгах, в фильмах...

...Он сидел на скамейке и кормил голубей. Наглые птицы его не боялись: подходили к самым кроссовкам, довольно воркуя. Среди них прыгал воробей; его гнали, но каждый раз спешно отступая, он успевал склевать несколько крошек. Молодой и нахальный среди тупорылых толстозадых голубей...

Далеко пойдет.

Этот парень... Так ведь не бывает!!! Почему – он, почему не любой другой? Чем он отличался от кого угодно в толпе? Не внешностью: на вид двадцать пять, самое обычное лицо, светлые глаза, русые волосы по плечи; спортивная фигура, вмеру накачанные мускулы. Не одеждой: джинсы, футболка. Сумка «Адидас» рядом на скамейке, булка в руке. И все-таки он был другим. Что-то особенное внутри... в нем было солнце, тепло и свет. Это, кажется, и называют харизмой. Я просто шел мимо, я случайно поднял глаза... и споткнулся.

Это был парень моей мечты.

Во мне все перевернулось, я подошел к скамейке, как зачарованный, и мы встретились взглядами. Его спокойствие отрезвило меня: я спросил первое, что пришло в голову – который час, и он ответил красивым баритоном, покосившись на часы у меня под рукавом. Я поблагодарил и ушел.

Домой я летел на крыльях. Тетки не было: видимо, опять поехала забирать отца из вытрезвителя. Я закрыл дверь на цепочку – ничего, подождут, пока открою, зато точно не ввалятся в самый неподходящий момент, - глубоко вдохнул, выдохнул...

Вчерашние фантазии показались стыдными, гадкими. Сегодня мне нужно другое. Чистое, светлое... Раздевшись догола и опершись на подушку, я представил скамейку, голубей...

...И он пришел. Вокруг стемнело; где-то замерли голуби, застыл в прыжке воробей, меня обняла ставшая привычной мгла. Над кроватью заколыхался, будто под водой, синий мох. Этой фантазией было куда проще управлять, чем вчерашним монстром: сумрак держал парня распятым, слегка покачивал, как на волнах. Я ласкал себя; мой мужчина смотрел из-под ресниц, тихо дыша. Я протянул к нему свободную руку – и сумрак теплым ветерком всколыхнул его волосы, влез под одежду. Парень медленно склонил набок голову, будто прося еще. Здесь и сейчас можно было все, все что я захочу, и лишь на дне рассудка оседала горечь: этого никогда не будет по-настоящему... Отчаянно захотелось увидеть его голым, и послушная мгла сдернула джинсы, задрала футболку... Мне стало жарко – это было восхитительно, даже если это я придумал его таким.

Моя рука двигалась все быстрее; сумрак ласкал мою фантазию. Парень плавно выгнулся, с готовностью принимая любую мою волю, наслаждаясь вместе со мной. Иначе быть не могло, иначе было нельзя: ведь я его любил...

Мы дышали одним дыханием, чувствовали как одно тело. По позвоночнику пробежали мурашки, и я понял – все... все... Я кончил со стоном, слезы брызнули из глаз, в комнату вернулось солнце...

И в лучах солнца, прислонившись к шкафу, обалдевший до квадратных глаз, остался стоять мой парень, в задранной футболке и спущенных джинсах.

От удивления я еще на секунду замер, потом – не знаю, о чем я думал – дернул на себя покрывало, прикрывая свое обнаженное тело. Увы, в этом реальном мире, даже если происходит что-то настолько невозможное, я вовсе не был раскованным хладнокровным героем-любовником, каким видел себя в грезах. Парень, будто очнувшись и вспомнив о своей наготе, яростно вспыхнул и натянул джинсы.

- Ты как сюда попал? – пискнул я.

- Об этом тебя я спрашивать должен, - неуверенно ответил он, - сижу, никого не трогаю, голубей кормлю, вдруг – Сумрак... Завертело, спеленало... Ты как это сделал?

- Я тебя позвал, - я даже сам почти не услышал своего голоса.

Он опустил голову, сдавил пальцами виски:

- Так не бывает. Так просто не бывает.

У меня появилось ощущение дежа-вю. Я не раз говорил себе это и уже успел понять, что бывает что угодно. Тут же пришло спокойствие. Все хорошо. Все нормально.

Неловко прикрывшись покрывалом, я нашарил на полу шорты.

- М... Может, чайку?

- Да-да, - обрадовался он, - это было бы просто замечательно...

На кухне было лучше, будто ледяная стена непонимания осталась в моей комнате. Хлопоты с чашками-ложками дали мне маленькую передышку. Парень моей мечты сидел на табуретке у меня на кухне и знал много неизвестного мне. Иные, Сумрак, Темные и Светлые, Договор, Дозоры... он говорил, и у меня голова шла кругом.

Чай. Черный с запахом карамели, мой любимый. Сахарница с треснутой крышкой. Вазочка с конфетами – теткина заначка... Шоколад «Вдохновение». Вишневое варенье – прямо из банки, ложками, над куском батона, чтобы не капало. Все для вас, любовь моя...

Когда он замолчал и встал из-за стола, за окном уже было темно.

- Мне пора....

- Подожди! – вскрикнул я, забыв обычное стеснение, - Мы еще увидимся?

Он обернулся, мы оба покраснели и отвели глаза.

- Завтра на скамейке, в то же время, что сегодня. Идет?

- Идет.

Я проводил его до двери, и еще несколько минут мы стояли в темном коридоре. Мялись, будто хотели что-то сказать или сделать, но ни один из нас так и не решился. На лестнице он все-таки обернулся и сказал:

- Спокойной ночи, Май.

Я улыбнулся:

- Спокойной ночи, Кирилл.



***

Минут сорок он сидел над листком бумаги, но так ничего толкового и не написал. Получался порнографический рассказ, рожденный чьей-то весьма больной фантазией. К тому же, от воспоминаний в паху просыпался жар, и думалось еще хуже. Да и описать случившееся канцелярскими словами было невозможно.

Ну что же... Обойдется Гесер и без рапорта.

Пока.

Еще раз: Иной Май Беляев... Или все-таки не Иной? Он входит в Сумрак, но не поддается никакой классификации; Кирилл даже не сразу почувствовал в нем Иного. И его ли рук дело эти энергетические выплески, которые расследует Ночной Дозор? Да, скорее всего... Кто этот мальчик – Светлый? Тогда причем здесь Завулон? Темный? – Тогда как получилось, что свои его проморгали и объяснять все самое главное пришлось Кириллу? Май обещал быть аккуратнее, он теперь про Договор знает, значит, «выплески» должны прекратиться. Значит, расследование затянется...

Рапорт подождет. Как минимум до завтра: Кирилл встретится с Маем, сам спросит про Завулона. Незачем воду мутить, вдруг парень вообще не при чем... Это точно никакой не заговор, пацан не знает ни черта... Притворяется? – Нет, не может быть, он не такой, он не может служить Темным, он...

Май. Наивный. Стеснительный, замкнутый подросток. Которому нравятся парни. Которому нравится он, Кирилл.

Тело реагировало на мысли о Мае как собака Павлова: однозначно. Руки тянулись к ширинке; мысли метались от сегоднешних событий к завтрашней встрече. Кирилл откинулся на стуле, глубоко вздохнул. И этот человек считает себя натуралом... Нет, определенно здесь нужна консультация специалиста. С угла стола подмигивал телефон; Кирилл решился.

- Добрый вечер, Игнат.

- Какие люди! - в трубке ласково засмеялся красавчик-блондин.

Кирилл зажмурился и выпалил:

- Я тут подумал про то, что ты сказал... В общем, я хочу попробовать.

Игнат присвистнул.

Наверное, это было свинством. По отношению ко всем: в первую очередь, к себе – отдать свое тело неизвестно чего ради... По отношению к Игнату, который всегда так хорошо к нему относился – использовать его, зная, что у них ничего не получится и думая о другом человеке... По отношению к Маю, наконец – хотеть его, но спать с другим... Может ли это быть изменой? Они знакомы один день, они ничего не обещали друг другу, все что у них есть – это встреча в Сумраке, но какая встреча...

- Ты приедешь?

- Кирюша, солнце, ты прости... Сегодня – никак. Я как бы на работе сейчас... Шеф послал к одной девушке, до утра пробуду у нее...

- Прости, что побеспокоил.

- В другой раз, ладно? – мурлыкнул Игнат, и разговор закончили.

Кирилл тяжело вздохнул и решил попытаться уснуть.



***

Он не придет.

Дождь лил как из ведра, дул ветер – промозглый, злой. Носил по лужам целлофановые мешки и раскисшие обрывки газет, брызгал косыми струями дождя под навес киоска. Скамейка одиноко мокла под высоченной плакучей ивой. Что за погода... Тетка непоколебимой скалой стояла на пути – не пущу! отцу скажу! В детстве я этой угрозы боялся. Теперь понял, что отец – просто тихий несчастный алкоголик, который так и не смог пережить смерть матери. А тетя Вика, скандальная и приставучая, с ее устаревшей моралью, желает мне, в сущности, только хорошего. Правда, не становясь от этого менее надоедливой.

Он не придет.

А что если позвать его... Осторожно, тихо-тихо, потянуть к себе послушным Сумраком... нет. Я ведь обещал. А он обещал, что мы встретимся. «Да не придет она, дурачок!» - кричала тетка в пролет, а я бежал под дождем, и сносило ветром зонтик, который она мне всучила.

- Ты придешь. Я тебе верю, - сами шепнули губы...

...и Кирилл вышел из дождя.

Он быстрым шагом, то и дело переходящим в бег, направлялся к моему убежищу. Над головой он держал куртку – весьма иллюзорную защиту; я шагнул навстречу, позабыв про ливень – шаг, два, три, потом я побежал, и у самой скамейки мы встретились, как в кино. Я раскрыл зонтик, и под ним мы вдруг отгородились от всего мира. Глаза в глаза, и инерция бега все еще толкает ближе друг к другу, чтобы было ну совсем уж как в фильме...

Поцелуя я хотел и боялся, но его не случилось. Несколько секунд мы стояли так – на грани, чутко ловя малейшее движение и ожидая, что первый шаг сделает другой, но ни один из нас не осмелился. Очарование момента растаяло. Нам обоим стало неловко. Странное чувство – что-то среднее между разочарованием и облегчением... И еще – досада за свою нерешительность.

- Привет, - сказал он, окончательно возвращая меня на землю.

- Я тебя ждал, - прошептал я, нежась в лучах его улыбки.

- Прости... Долго? – улыбка уступила место беспокойству, и мне сразу стало холоднее.

Я замотал головой. Не надо, ну что же ты, мне ведь так нужна твоя улыбка!..

Еще полминуты настороженного молчания. В Сумраке все казалось так просто. Протяни руку и возьми. Сделай все, что хочешь... Теперь же все нужно было начинать с нуля. Учиться не отводить взгляд, когда Кирилл смотрит на меня; учить его тому же. Строить доверие, как мост, с двух берегов реки...

- Куда пойдем? – спросил Кирилл.

Я представил себе возможные варианты. Столик в уютном кафе, две соломинки в одном коктейле и твоя рука на моем колене... Разгоряченные тела, трущиеся друг о друга под ревущие ритмы в недрах дискотеки... Последний ряд в кинотеатре, какой-нибудь глупый фильм, твоя ладонь ложится на мою шею, мягко, но настойчиво пригибает мою голову к грешной темноте у сиденья... В лицо бросилась краска... Умеют ли Иные читать фантазии? И если умеют, то читают ли?

- Давай никуда не пойдем, - сдавленно попросил я. Голова шла кругом.

И мы стояли под навесом, глядя на дождь. Время от времени одному из нас это надоедало, и тогда мы смотрели друг на друга, смущаясь все меньше. Иногда, в полной мере ощущая идиотизм своего занятия, оба одновременно смеялись. Так прошло около получаса – и потом Кирилл решительно взял меня за руку. Мои замерзшие было ладони тут же стали горячими и влажными; мы раскрыли зонтик и пошли бродить по уснувшим в дожде улицам.

Я не заметил, когда это началось, но очень скоро мы вовсю болтали, не испытывая ни малейшей неловкости. Мы говорили ни о чем, смеялись – совсем как старые добрые друзья. К вечеру дождь стих, только капало с веток и карнизов. Зажглись фонари, отделив день от ночи. Кирилл проводил меня до дома; в подъезде было почти темно, будто в Сумраке, и мы оба чувствовали себя смелее. Дурачась, касались друг друга: почти объятие, жарко-яростное, и перила больно упираются в поясницу, но – пугаясь, Кирилл отпускает, отходит на ступеньку выше, виновато улыбается. Так, медленно-медленно, мы доходим до второго этажа и той степени возбуждения, когда все возможно и все разрешено.

Я благодарил все известные мне силы за то, что они создали хулиганов. Я благодарил хулиганов за то, что они бьют лампочки в подъездах. Вокруг была та темнота, в которой разговаривать можно только шепотом, а значит – нужно быть близко-близко друг к другу; та темнота, которая все упрощает, уравнивает и дает сбываться мечтам.

Мы целовались. Несмело и почти целомудренно, очень недолго. Нам обоим было страшно: фантазии – это, в конце концов, просто фантазии, но вне Сумрака все было по-настоящему. В эти несколько секунд мы оба менялись и решали свое будущее. Сердце стучало громко-громко... Когда поцелуй закончился, мне до помутнения рассудка захотелось еще. Кирилл сделал шаг назад, на ступеньку ниже, но уходить не торопился; в темноте было не разобрать выражения его лица. Я осторожно обнял его за шею, гадая – отстранит ли он меня, грустно покачав головой, или обнимет в ответ, и... В голове взорвались яркие радужные фейерверки: Кирилл притянул меня к себе, и долго целовал, теперь уже не боясь ничего. Его губы учили меня, успокаивали мои страхи: он был старше, опытнее, и он меня понимал.

Мне нужно было передохнуть, переварить впечатления, поэтому я был рад, когда Кирилл шепнул мне:

- Завтра там же?

- Конечно, - ответил я, и он ушел.

И остаток вечера я провел в состоянии блаженного покоя, осознавая перемену в своей жизни и морально готовясь к грядущим.



***

В кабинете шефа Дневного Дозора разбужено пискнул компьютер, вспыхнул зеленый огонек на мониторе. Сам Завулон еще был в лифте: задумчивый и кажущийся немного усталым. К тому моменту, когда маг устроился в мягком вращающемся кресле, на экране уже было нужное досье. Завулон не любил ждать. Иногда – например, при загрузке компьютера – помогала мелкая бытовая магия, но кое-что было ей неподвластно. Звезды, ход времени. Всего одни сутки – но время теперь значило все... Давно был заточен осиновый кол, давно готово было место для костра, в котором он сгорит, рождая мощный артефакт... Но время шло со своей обычной скоростью, и оставалось только ждать. Это раздражало – как и Светлый дозорный, вертящийся слишком близко к объекту. К несчастью, пытаться его убрать означало привлечь к важной операции внимание Ночного Дозора, так что приходится надеяться на прославленную Светлую «положительность» и не высовываться до поры.

С монитора спокойно смотрел уже знакомый мальчишка – короткая стрижка, улыбчивые губы. Май Беляев. Неинициированный Иной. Завулон уже знал его досье наизусть, но перечитывал раз за разом, будто боясь что-то упустить.

Повезло мальчику с именем: могло быть и хуже. Отец – Владилен, две тетки – Олимпиада и Викторина... Мать умерла при родах. Что вполне понятно. Как и ее мать, и бабушка, и все женщины в ее роду... за много сотен лет Май первый мальчик, и пока все складывается очень удачно. Главное – он был вовремя найден... вернее – Сила, спящая в нем, сама позвала того, кто может справиться с нею. Завулона, Темного мага вне категорий.

Завулон закрыл глаза и откинулся в кресле. В кабинет без стука вошла Алита с чашкой ароматного кофе, и так же бесшумно удалилась, оставив шефа наедине с его мыслями.

Давным-давно, в бог весть каком лохматом году, когда деревья были большими, а о Договоре еще никто и не подумывал, жили-были жрецы, которых ныне назвали бы не иначе как сектой. Жили весело: пили, гуляли, устраивали оргии и человеческие жертвоприношения... Все больше молоденьких девственниц резали – так уж издавна повелось. Ходили в Сумрак и копили Темную Силу... Но однажды другая секта, которую сегодня, пожалуй, сочли бы Светлой, решила навести порядок. Истребили тех жрецов подчистую, но одного не учли – в живых осталась маленькая девочка... Последние из жрецов сптрятали в ней всю Силу и наложили заклятье: ни одна женщина из ее рода не сможет войти в Сумрак, но однажды родится мальчик, и вот тогда Силу можно будет вернуть.

На мониторе открылось окно с видеоэпизодом – Май, впервые вошедший в Сумрак. Завулон стиснул подлокотники: в тот раз древняя Сила впервые позвала его и едва не бросила в постель к этому мальчику, к юному горячему призывно изгибавшемуся телу... В глазах Мая был пьянящий коктейль ужаса, удовольствия, любопытства и страха, и более всего – звенящей похоти. Закушеные губы, напрягшиеся соски, ритмично двигающаяся рука – он был более чем соблазнителен, но Завулон понимал, что это защитный механизм. Сила не дается тому, кто падок на искушения.

Даже сейчас возбуждение нахлынуло, как на подростка, скачавшего порнуху. Завулон закрыл файл, не переставая удивляться своей реакции, и мысленно позвал:

- Алита, ты мне нужна.

Каблучки ведьмочки застучали по коридору. Завулон смотрел на фотографию в досье. Май милый мальчик... жаль, что ему придется умереть.



***

Мы целовались, лежа на диване, ладонь Кирилла гладила спину под рубашкой. За окном темнело. На кресле сиротливо молчала забытая гитара – я пел ему странную песню, приснившуюся мне прошлой ночью. В ней не было рифмы и определенного ритма, но почему-то мелодия нашлась сама.

Не ищи мою тень.
Не лови, не смотри, не тронь,
Не приближайся, не смей,
Не пущу, не позволю тебе.
От желтой луны моя тень
На белой стене,
Но я знаю - у тебя в кулаке
Кусочек угля.
От желтой луны моя тень
На черном асфальте,
Но я знаю - у тебя в кармане
Кусочек мела.
Не приближайся, не смей,
Не пущу, не позволю тебе:
Если ты обрисуешь мою тень,
Я останусь здесь навсегда.

- Это про Сумрак? – спросил он.

- Не знаю, - ответил я, - просто приснилось и все. Может, потому, что будет полнолуние?

Раньше мне снились кошмары. То красивым молодым девушкам перерезали горло, то их насиловали седые злобные старики, и каждый раз я просыпался с чувством вины, как будто все это было на самом деле и я был с этим связан. В детстве эти сны доводили меня до истерик. Они снились мне каждую ночь, и только позже я научился о них забывать – в ту секунду, когда открываются глаза. Все прекратилось только теперь – когда я впервые вошел в Сумрак; зато теперь песни грезятся... И тоже ведь не «зайка моя»: что-то мрачное, опасное, от чего хочется спрятаться под одеялом – или в объятиях любимого человека, который поймет, простит, успокоит и защитит...

Кирилл почувствовал это без слов. Он подошел ко мне, усадил рядом с собой на диван, молча обнял. Очень скоро, согревшись, я прижался к нему совсем не по-дружески... И потом мы стали целоваться, сначала робко и нежно, потом все более бесстыдно, запуская руки под одежду... Кирилл боялся быть настойчивым, будто это могло меня испугать, боялся зайти слишком далеко, а я знал - я не хочу, чтобы он останавливался. Поцелуи сводили с ума, от них дрожало и напрягалось все внутри. Волосы растрепались, наполовину расстегнутая рубашка перекрутилась черти куда...

Я провел перед зеркалом все утро, как малолетка перед дискотекой. Примерял майки и рубашки, шорты-брюки-джинсы, выбирал нижнее белье. Настроение менялось как у климаксной тети Вики – то я презирал себя за это девчачье поведение, то смеялся над собой, то голый принимал эротические позы. Я ждал своего парня, и встретить его собирался во всеоружии. В то же время меня не покидала смутная тревога. Над нами сгущались тучи.

Когда Кирилл обнял меня, я сказал, сам не зная толком, откуда взялась такая уверенность:

- Мне кажется, случится что-то важное, мне немного страшно. Сегодня за мной придут. Но перед этим...

Он верил моим предчувствиям. Нахмурившись, кажется, потянулся за телефоном, но не успел – я наконец сказал то, о чем мечтал с того момента, как впервые увидел его на скамейке.

- Кирилл, я хочу заняться с тобой любовью.

...Кирилл целовал меня в шею, под ухом, отчего все волоски на теле вставали дыбом. Кончиком языка провел по ключицам. С моих губ срывались тихие стоны: Кирилл от этого дико заводился. Его ладонь скользнула по спине, забралась под джинсы – я горячо зашептал «да, да, да!» Я сидел на нем – его ноги между моих коленей – и тонул в каждом его движении, новизна ощущений усиливала чувствительность. Я забыл обо всем. Горячо... Сладко и страшно... Первый раз – значит, будет больно?..

Прохладный воздух на разгоряченной коже – значит, с меня сняли одежду. Ласки и поцелуи, доводящие до сладкой истомы, пальцы Кирилла – безжалостно-нежные, осторожные... Мурашки по плечам – это... так... странно... Сильная рука гладит по спине, по плечам, зарывается в волосы, касается лица – висок, ресницы, щека... Ловлю его пальцы губами, целую ладонь, запястье, дразняще вожу языком по нежной коже на сгибе локтя. Кирилл вздрагивает, прижимает меня к себе... Затем – красная вспышка боли, белая вспышка удовольствия, по моим щекам текут слезы, но я улыбаюсь и мне хорошо... Мы вместе. Я с ним. Он со мной. Он во мне. И никому и никогда не дано нас разлучить.

Все мысли тают, стекаются в один водоворот чувств и ощущений. На коже Кирилла блестят бисеринки пота. Меня непреодолимо зовет Сумрак, но я лишь смотрю сквозь него – все становится неважным, я слышу свой стон, и еще, еще, и удовольствия вдруг становится слишком много... И я вижу, но не осознаю в Сумраке сверкающую белую сферу, окружившую нас с Кириллом, и разъяренного демона из моих фантазий, безуспешно пытающегося прорваться сквозь нее. Нет. Больше никогда. Я не твой. Я не для тебя. Я с ним.

Сфера сжимается, и на мгновение мне не хватает воздуха – но в ту же секунду я дохожу до критической точки, и взрывается все.

Секунда. Две. Три. Десять. Кирилл озабоченно смотрит в глаза, успокаивающе гладит мои волосы.

И тут я понимаю, что Силы, бурлившей во мне и рвавшейся на волю – нет.



***

Когда Май перестал биться в оргазмах и открыл глаза, у Кирилла появилось два желания. Одно – острое и насущное – продолжить. Второе – смутное и пугающее – обернуться. Чужое присутствие в комнате было более чем ощутимым. Быстрая мысль – неужели вернулась его тетя, или – хуже – отец?!

Возле телевизора стоял элегантный – или, как сказала бы тетя Викторина, «импозантный» мужчина в сером костюме и черной рубашке, с холодными разозленными глазами.

- Завулон? Какого черта?!

Темный маг видимым усилием задушил в себе ярость.

- Ну светлый... не ожидал от тебя такой прыти...

Завулон двинулся к парочке, на мгновение в глазах вспыхнуло что-то красно-черное – месть, злость, разочарование – все, что он так хорошо умел скрывать внешне... И тут от дверей раздался знакомый голос:

- Всем спасибо, все свободны. Это была операция Ночного Дозора.

Дальше все смешалось в безумном танце. Злой как тысяча чертей Завулон с достоинством покинул комнату, вместо него в кресло плюхнулся Гесер, аккуратно положив гитару на пол; явилась Ольга с одеялом, заботливо набросила его на плечи Мая; ба, знакомые все лица – к Кириллу склонился Игнат: «Ну что, в душ?» - и Кирилл послушно побрел за ним, ничего не соображая...

Под прохладными струями душа он немного оправился от шока. Разум собирал воедино мелкие события, пытаясь выстроить цепочку реальности.

- Игнат, - позвал он, и мачо немедленно откликнулся из-за занавески:

- Что, спинку потереть?

Игнат был бодр и жизнерадостен.

- Что за фигня тут происходит?

Секс-символ Ночного Дозора пожал плечами:

- Интриги, как всегда. Завулон крепко обиделся за историю с Мелом Судьбы, а тут как раз случай подвернулся все исправить... О, тепленькая пошла.

- Как?

- Кроме Мела Судьбы, потенциально существует и другой артефакт – Уголь Судьбы. И в отличие от Мела, им в Книге Судьбы может писать любой Иной. Завулон собирался его создать, принеся в жертву твоего очаровательного бойфренда.

Кирилл непонимающе помотал головой, во все стороны разлетелись брызги.

- Видишь ли, Май – своего рода ходячая батарейка, его сила покрыла бы все энергетические затраты... Только он нужен был девственником. А ты молодец, Кирилл, такого перцу задал – любо-дорого посмотреть! Завулон чуть на артефакты не изошел от ярости.

Кирилл закрутил кран, взял любезно протянутое полотенце. Несколько секунд смотрел в одну точку.

- С ним ведь все будет в порядке?

- С Завулоном? – сверкнул улыбкой Игнат.

- С Маем, - шепнул Кирилл, чувствуя, как подступил к горлу ком. Если с Маем что-нибудь случится...

Ладонь Игната мягко легла на плечо.

- Все с ним нормально. Темная энергия выплеснулась в Сумрак, и новую в таких количествах его потомки накопят только через много сотен лет. Май теперь простой ведьмачонок седьмого уровня, правда, Темный. Но он хороший мальчик, мог бы и Светлым стать, просто ему выбрать не дали.

Кирилл оделся, несколько секунд молчал, облокотившись на край ванной.

- Пойдем. Ресторанчик, шампанское... Шеф расщедрился сегодня. Отпразднуем!..

- Подожди. А твои... заигрывания... Это тоже была часть операции?

- И еще какая! Гесер выдал премиальные за грамотную работу. Не сердись. При всей симпатии к тебе... роман без отрыва от производства – это было бы несколько не в моем духе.

- Понятно.

Они вернулись в гостинную. Май, уже одевшийся, сидел на диване, Гесер что-то объяснял ему – про древних предков, заклятие и осиновый кол.

- Ну мы идем уже или как? – пробасили из коридора. Там ждали Ольга, Антон, оперативник Семен и еще кто-то из смутно знакомых. Гесер направился к дверям, на прощание пожелав Маю всего наилучшего.

- Ты идешь?

- Я останусь, - виновато улыбнулся Кирилл, и Игнат подмигнул. Понимающе.



***

На кухне, безбожно фальшивя, тетя Вика напевала хит Фабрики Звезд – «Ты узнаешь ее из тысячи...» И меня это совершенно не беспокоило – Кирилл отводил ей глаза, она даже и не вспоминала о существовании моей комнаты. Мы лежали в обнимку – я и мой любимый – и отдыхали от всей этой заварушки. Слишком много для одного дня: лишиться девственности с парнем своей мечты, потом узнать, что это было подстроено одним магом для разрушения планов другого, потерять всю новоприобретенную силу... Может быть, я еще буду по ней скучать, но сейчас мне было тепло и спокойно. Рядом был Кирилл.

Мы лениво целовались, и в бедро мне упиралась твердая выпуклость на его джинсах. Тело еще помнило прикосновения, полные огня, и тихие стоны, и... Тут я осознал, что помню только свое удовольствие. Бедный Кирилл! Когда началась эта суета, он так и остался... неудовлетворенным...

В голове заметались всякие игривые мысли. Решиться было трудно, но жизненно необходимо.

- Закрой глаза, - прошептал я.

Он подчинился. Слегка вздрогнул, когда я расстегнул его джинсы... А потом я впервые в жизни узнал вкус мужчины.

Синий сумеречный мох над моей кроватью выгорел подчистую – ведь любому Иному известно, что он не переносит чужого счастья...


Лето 2004