Автор: Мириамель
Беты: Букан, Мария
Фандом: Zatoichi (Слепой самурай)
Пейринг: Затоичи/Осей
Рейтинг: R
Написано на Фест фанфиков и рисунков по рисунку Цитрины "Закрой глаза. Чувствуй."
Тяжело – когда на тебя не смотрят. Вдвойне – если ждешь этого.
И неважно, что он – слепой. Смотреть можно не только глазами. Осей знал это очень хорошо, сказывался опыт. Он умел замечать капельки пота на висках и участившееся дыхание так же хорошо, как и взгляды искоса. Так же хорошо он умел контролировать собственные движения и потому всегда чувствовал себя уверенным – знал, что его мысли невозможно прочитать.
Но сейчас все было по-другому.
Обостренный до предела, слух массажиста не давал покоя. Если возможно различить движения противника, не видя его, – то возможно ли пропустить желание? Осей не был уверен. Хоть он и привык носить маску невозмутимости, хоть и научился ни словом, ни жестом, ни вздохом не выражать своих чувств, но сейчас казался себе словно прозрачным. Как луч свободно проникает сквозь стекло лампы и становится заметен каждому, так и влечение вырывалось наружу чуть участившимся дыханием, неловким взмахом руки, напряженной интонацией. Нет, обычный человек никогда бы не распознал их.
Но разве массажист являлся обычным человеком?
С ним было страшно. Не всем, но Осею – было. Пугали не просто почти сверхъестественные способности – а то, что Осей не знал им предела. Не знал, что осталось в запасе и только ждет часа, чтобы проявиться. Осей не удивился бы, узнав, что массажист умеет читать мысли. И так же не удивился бы – если бы тот умел, но никогда не читал.
Это было неправильно. Он – Осей – не должен никого хотеть. Напротив, хотеть должны его – до дрожи в пальцах, до потных ладоней, до затмения ума. А он должен оставаться все таким же невозмутимым, холодным и способным держать ситуацию под контролем. Это главное, что он умел – оставаться холодным. Даже когда пронзал чужую шею и стоял, не шевелясь, дожидаясь, пока иссякнет алый источник и тело рухнет наземь. Даже когда лежал, наполовину запутавшись в одеждах и одеялах, терпя позади несдержанное пыхтение и жадные руки, суетливо трогающие там и тут, словно не знающие, где остановиться. Даже когда приносил сестренке несколько монет, на которые они могли купить себе ужин – и когда видел слезы в ее глазах.
Слезы, правда быстро высыхали. Окину тоже училась быть невозмутимой. И оба привыкли чувствовать себя в безопасности. Да, именно в безопасности – ведь они так хорошо могли скрывать свои чувства, что никто не мог проникнуть в их мир без их ведома.
Теперь все изменилось. Осей нарушил два правила – они никогда не обговаривались, но когда он пошел против них, то сразу понял, что они были. Первое – не хотеть ничего, что не приблизило бы к Цели. Второе – никого не пускать в свои мысли.
Осей закрыл глаза, чтобы сменить сумрак на абсолютную темноту, и скользнул руками себе под одежду. Остальные уснули, и он не боялся, что его поведение покажется странным. Особенно учитывая то, что массажист отсутствовал.
Он пытался понять человека, который занимал все его мысли. Гладил себя по гладкой груди, по стройным бедрам – и представлял, что это руки массажиста изучают его тело. Пытался понять – он прекрасен на ощупь так же, как для глаз? Он оценивал себя строго и спокойно, с теми же чувствами, с которыми заглядывал в зеркало. Ему не нужно было нравиться себе – ему нужно было нравиться другим. К телу у него был очень деловой подход – оно должно выполнять свои функции, двигаться легко и плавно, соблазнять – и при случае убивать. Нет никакой необходимости доставлять ему наслаждение. Мысль об этом даже не приходила в голову.
И сейчас, водя руками по телу – он не ласкал себя, а ощупывал. Оценивал. Словно дорогой меч – с почтением, осторожно и внимательно. И не более того.
А еще ему нужно было понять массажиста, узнать, как он чувствует, как воспринимает мир. Ведь бесполезно работать с человеком, которого не понимаешь. Невозможно достичь цели. И Осей учился жить в полной темноте. Стоило закрыть глаза – и ощущения приобретали новые оттенки, которые прежде были незаметны. Каждая неровность тела словно выросла в десять раз, каждый изгиб обозначился яснее. И дыхание спящих… Как завороженный, Осей вслушивался в тихие звуки, на которые прежде не обращал внимания. Вот сестренка – едва слышно, нежно… вот добрая хозяйка – тоже тихо, но словно тревожно… ее племянник – присапывает на каждом выдохе, так смешно. И ветер свистит, скрипят стены… То, что раньше было фоном, приобрело самостоятельное значение.
***
Осей привык быть красивым и ценил красоту превыше всего остального. Именно она была его оружием, она помогала ему с Окину двигаться к Цели. А если ее отбросить – что останется? Голос? Прекрасное тело? Да, их можно оценить и с завязанными глазами… но достаточно ли они привлекательны?
Осей знал, что красота не бывает естественной. Надо работать над чем бы то ни было, чтобы оно стало прекрасным. Иногда надо лишь чуть-чуть помочь, подтолкнуть в нужную сторону – точно как обрезать лишнюю ветвь дерева, чтобы она не мешала остальным, или развернуть камень к свету. Но то – природа. А человек столь несовершенен, что требует куда более тщательного ухода. Осей прекрасно знал, как следует белить лицо, прочерчивать брови, какую одежду выбирать и как двигаться во время танца. Это было его дело, здесь он достиг совершенства и был в себе уверен. Но вся его наука была бессильна перед слепым человеком. Он жалел, что не учился петь. Владей он голосом так же хорошо, его жизнь сейчас была бы совсем другой. Никаких метаний или сомнений – только делай то, что умеешь, и пожинай плоды трудов.
***
А потом был сон. Удивительно яркий, солнечный и наполненный жизнью, какой вовек не сыщешь в реальном мире. Красочные одежды, солнечный свет – не сквозь вечные тучи, а яркие, ничем не замутненные. Они словно выбеляли кожу, блестели на деревянном полу и заставляли жмуриться. Но даже сквозь ресницы Осей видел согбенную фигуру массажиста. Он сидел, поджав ноги, и методично разминал пальцы, словно готовился сразиться… или прикоснуться к чужому телу? Он медленно и плавно сжимал и разжимал пальцы, потом массировал каждый по отдельности, от кончика – к основанию, растирал ладони, вращал запястья. И все это без малейшей спешки. И мысли не возникало, что он нервничает – хотя очень часто люди играют собственными руками, чтобы успокоить волнение. Но от массажиста сейчас словно физически исходил дух спокойствия и умиротворения.
Сам же Осей – босой, с растрепанной прической, но в парадном кимоно, - стоял неподвижно, стараясь не дышать и не выдать своего присутствия. Он знал, что все его усилия напрасны, что спрятаться от этого слепого невозможно. Но притворство входило в игру. Какую – он сам еще не до конца понимал. Но ведь это был его сон, и он мог менять правила, как ему заблагорассудится. И да – он каждый момент сознавал, что это сновидение и что он может управлять происходящим. Но от этого волновался не меньше.
Он стоял долго, наслаждаясь одновременно теплыми лучами и своим видом. Он был прекрасен, как всегда – и даже более: строен как никогда, как никогда уверен в себе и невозмутим.
Наконец что-то подсказало ему – пора. В следующее мгновение он уже сидел перед массажистом, так близко, что стоило протянуть руку – и он коснется этих умелых пальцев. Но двигаться Осей не стал. Наоборот, он сидел неподвижно, в одной из самых привлекательных поз, до сих пор полностью одетый. Сознание того, что человек перед ним слеп, не могло заставить его оказаться в некрасивом виде.
Да, Осей не шевелился – зато вперед протянул руки массажист. Его касание было легким и мимолетным, почти нечувствительным – но в то же время удивительно точным. Повинуясь этому движению, алые ткани мягко скользнули по гладкому телу и опустились на пол. Осей предстал во всей своей красе – и хотя рядом не было никого, кто мог бы оценить это, достаточно было и того, что он сам это знал.
Однако руки массажиста не остановились. Кончиками пальцев он словно прочертил ровную линию по груди, потом коснулся сосков, но не задержался, а двинулся ниже, к животу. Осей во все глаза смотрел на него, искал отражение происходящего на этом лице – но оно оставалось прежним. Тот же наклон головы, так же прикрытые глаза, то же выражение. Это было неправильно, так неправильно, ведь люди должны терять самообладание, когда перед ними было такое прекрасное тело, готовое им отдаться… или неправильным было всё прежнее?
Сейчас все было по-другому. Тело, впервые ставшее не средством, а целью, словно запело. Не надо было думать, как застонать или шевельнуться, чтобы изобразить страсть – впервые Осей отпустил себя и перестал контролировать каждый вдох. Словно полет, это непередаваемое чувство свободы… раствориться в ощущениях и забыть обо всем остальном…
С томным стоном Осей проснулся и некоторое время лежал не шевелясь, только часто и глубоко дышал, ни о чем не думая, лишь перебирая в памяти подробности сна.
***
Утро стояло туманное, блеклое, нисколько не напоминающее красочный сон. В доме было влажно, пахло сыростью, и настроение было соответствующим. Осей, с благодарностью принимая чашку риса, продолжал думать о сновидении, а после завтрака вышел наружу вместе с остальными. Некоторое время они сидели молча, разговор не клеился. Даже Окину казалась чужой и далекой. Или это он виноват, а не сестренка? Может, она чувствует, что его мысли витают очень далеко, и потому не хочет его отвлекать?
Осей расслышал и узнал его шаги еще до того, как добрая женщина, приютившая их, разулыбалась, глядя ему за плечо, и крикнула:
- Вы покидаете нас?
- Да, думаю пойти куда-нибудь еще.
Осей поднялся со своего места.
- Разрешите проводить вас по деревне. Я хотел кое о чем поговорить, если вы не против.